Не подлежит сомнению, что имелись более крупные ученые, чем Фредерик Линдеман, хотя его опыт и одаренность заслуживали уважения. Но он обладал двумя качествами, имевшими для меня важнейшее значение. Прежде всего, как говорилось на этих страницах, он был моим испытанным другом и доверенным лицом в течение 20 лет. Вместе с ним мы наблюдали за развитием и наступлением всемирной катастрофы. Вместе с ним мы напрягали все силы для того, чтобы подать сигнал тревоги. А теперь нас втянули в войну, и я располагал властью для руководства нашими усилиями и организации вооружения. Но каким образом мог я приобрести знания? Вот в этом и состояло его второе положительное качество. Линдеман мог объяснить мне в ясных и четких выражениях сущность дела. Сутки имеют всего лишь 24 часа, из которых не меньше семи часов необходимо тратить на сон, а три часа на еду и отдых. Любой человек в моем положении погиб бы, если бы попытался погрузиться в такие глубины, куда нельзя было проникнуть, даже потратив на изучение целую жизнь. Но мне нужно было лишь вникать в практические результаты, и как только Линдеман сообщал мне свою точку зрения на все заслуживающее внимания в этой области, я старался добиться того, чтобы, по крайней мере, некоторая часть этих страшных и непонятных истин воплотилась в конкретные решения.
В течение 1939 года радар непрерывно совершенствовался во всех отношениях, и тем не менее битва за Англию с июля по сентябрь 1940 года проводилась, как я уже писал, главным образом с помощью зрения и слуха. В течение этих месяцев я сначала убаюкивал себя надеждой на то, что характерные для английской зимы туманы, облака и тучи, обволакивающие остров непроницаемой завесой, обеспечат, по крайней мере, значительную долю защиты от точного бомбометания в дневное, а тем более в ночное время.
В течение некоторого времени немецкие бомбардировщики направлялись в полете главным образом радиомаяками. Десятки таких маяков были установлены в различных местах континента; каждый из них обладал собственными позывными сигналами, и немцы, пользуясь обычной направленной радиоаппаратурой, могли определять курс по углам скрещивания лучей любых двух таких маяков. В целях противодействия этой системе мы вскоре установили ряд своих собственных отвлекающих фальшивых маяков. Наши маяки принимали сигналы немецких маяков, усиливали их и затем вновь посылали из каких-либо пунктов Англии. В результате немецкие летчики, пытаясь лечь на обратный курс по этим сигналам, часто сбивались с пути, и это привело к значительным потерям неприятельских самолетов. Известен случай, когда один немецкий бомбардировщик добровольно приземлился в Девоншире, будучи в полной уверенности, что он находится над Францией.
Однако в июне я испытал тяжелый удар. Профессор Линдеман сообщил мне, что, по его мнению, немцы готовят средство, с помощью которого они будут иметь возможность бомбить круглые сутки независимо от погоды. По-видимому, немцы разработали такие радиолучи, которые, подобно невидимым прожекторам, будут направлять бомбардировщики к их целям со значительной степенью точности. Радиомаяк указывал пилоту направление, а луч должен был наводить его на цель. Они не могли нанести удар по какому-либо конкретному заводу, но они, безусловно, могли нанести удар по городу. Поэтому мы должны были теперь не только бояться лунных ночей, во время которых наши летчики-истребители могли во всяком случае видеть, как и летчики противника, но и ожидать крупнейших налетов и в облачную погоду, и в туман.
Линдеман сообщил мне также, что если мы тотчас же примем меры, то сумеем найти способ отклонять эти лучи в сторону. Однако для этого мне нужно встретиться с некоторыми учеными, в частности с его прежним учеником в Оксфордском университете — заместителем начальника научно-исследовательского отдела разведывательного управления министерства авиации доктором Р. В. Джонсом.
Он сообщил нам, что уже в течение ряда месяцев с континента из самых различных источников поступают сведения, что немцы разработали какой-то новый метод ночных бомбардировок, на который они возлагают большие надежды. Этот метод как будто связан с кодовым словом «Кникебейн» (реверанс), о котором уже неоднократно доносила наша разведка, не будучи, однако, в состоянии объяснить его. Сначала предполагали, что у противника имеются агенты для установки в наших городах радиомаяков, по сигналам которых бомбардировщики противника смогли бы придерживаться своего курса; но эта мысль оказалась ошибочной. За несколько недель до этого мы сфотографировали две-три странные на вид приземистые башни, расположенные в различных местах на побережье. По своей форме они не имели ничего общего ни с одной известной конструкцией радиопеленгатора или радара. Кроме того, места, где они были расположены, не подтверждали такого рода гипотезы. Недавно был сбит немецкий бомбардировщик, и на нем была найдена аппаратура, оказавшаяся более сложной, чем это было необходимо для ночных посадок по обычному лучу Лоренца, что казалось единственно возможным применением для этой аппаратуры. На основе этого и разных других соображений, которые Джонс изложил в виде сжатых доказательств, возникло предположение, что немцы, по-видимому, намереваются летать и бомбить с помощью какой-то системы лучей. За несколько дней до этого один сбитый немецкий летчик, подвергнутый перекрестному допросу, признался, что он слышал, будто готовится нечто в этом роде. Такова суть того, что рассказал Джонс.
Теперь я объясню в понятных мне самому выражениях, как действовали немецкие лучи и как нам удалось отклонять их. Подобно лучу прожектора, радиолуч не может быть очень четким, он стремится рассеиваться; однако если пользоваться так называемым «расщепленным лучом», то можно добиться значительной четкости. Представим себе два параллельных луча прожектора, которые непрерывно потухают и загораются вновь таким образом, что, когда гаснет левый луч, загорается правый, и наоборот. Если нападающий самолет держит курс точно в центре между обоими лучами, то путь пилота будет непрерывно освещен. Если, однако, самолет отклонится, скажем, несколько правее, ближе к центру правого луча, то последний окажется сильнее, и пилот будет видеть мигающий свет, по которому он не может определять направление. Если летчик хочет придерживаться курса, избавляющего его от мерцания, то он должен лететь точно посередине, то есть как раз там, где свет обоих лучей одинаков. Этот средний курс и приведет его к цели. Можно добиться того, чтобы два расщепленных луча с двух станций пересекались над каким-либо городом в Средней или Южной Англии. Немецкому летчику достаточно в этом случае лететь вдоль одного луча до тех пор, пока он не обнаружит второй луч, а затем сбросить бомбы, что и требуется!
Это и был принцип расщепленного луча и конструкции знаменитого прибора «Кникебейн», на который Геринг возлагал большие надежды. Всем военным летчикам в Германии внушили, что с помощью этого аппарата можно будет бомбить английские города, несмотря ни на какие тучи, туманы и темноту, и притом в совершенной безопасности как от зенитных батарей, так и от истребителей-перехватчиков. Верховное командование германских военно-воздушных сил со своей склонностью к логическому мышлению и планированию в широких масштабах поставило на карту все при создании этого прибора, с помощью которого, как это было в случае с магнитной миной, оно рассчитывало покончить с нами. Вот почему оно даже не взяло на себя труд обучать своих летчиков бомбардировочной авиации трудному искусству аэронавигации, которому обучались наши летчики. Их умы и сердца привлек значительно более простой и верный способ, чем обучение большого числа людей, способ, приводящий к хорошим результатам благодаря достижениям науки. Немецкие летчики следовали за лучом, как германский народ следовал за фюрером. Им больше не за чем было следовать.
Однако, будучи вовремя предупреждены и действуя обдуманно, простодушные англичане сумели ответить им должным образом. Своевременно построив на собственной территории надлежащие станции, мы могли забивать лучи. Но это, конечно, почти тотчас же было разгадано противником. Был еще другой, лучший выход. Мы могли настроить наш прибор, повторяющий сигнал таким образом, чтобы он усиливал сигнал лишь одной половины расщепленного луча, не действуя на вторую половину. Таким образом, немецкий летчик, пытаясь лететь так, чтобы сигналы, подаваемые обеими половинами расщепленного луча, достигали его в равной степени, неизбежно отклонялся бы от нужного курса. Следовательно, град бомб, который предназначался для разрушения городов или по меньшей мере для устрашения нашего населения, должен был упасть в 15 — 20 милях от городского центра в открытом поле.