Маршал Петэн тотчас же сформировал правительство с главной целью добиться у Германии немедленного перемирия. К ночи 16 июня возглавляемая им пораженческая группа уже была настолько тесно сколочена, что для процедуры образования правительства много времени не потребовалось. Шотан («выяснять условия вовсе не значит принимать их») стал заместителем председателя совета министров. Генерал Вейган, считавший, что все кончено, получил министерство обороны. Адмирал Дарлан был назначен военно-морским министром, а Бодуэн — министром иностранных дел.
В нашей телеграмме от 16 июня мы дали согласие на выяснение условий перемирия с оговоркой, что французский флот будет отправлен в английские порты. Это условие уже было официально представлено маршалу Петэну. По моему предложению военный кабинет одобрил новое послание, подчеркивавшее это условие. Но это был глас вопиющего в пустыне.
17 июня я также направил личное послание маршалу Петэну и генералу Вейгану, копии которого должны были быть представлены нашим послом французскому президенту и адмиралу Дарлану:
«Я хочу вновь выразить Вам свое глубокое убеждение, что прославленный маршал Петэн и знаменитый генерал Вейган, наши соратники в двух великих войнах против немцев, не нанесут ущерба своему союзнику, передав противнику прекрасный французский флот. Такой акт опорочил бы их имена на тысячу лет. Но именно так вполне может случиться, если будут потеряны немногие драгоценные часы, в течение которых флот можно отправить, чтобы он оказался в безопасности в английских или американских портах, увозя с собой надежду на будущее и честь Франции».
Для того чтобы поддержать эти призывы личным обращением на месте, мы командировали начальника военно-морского штаба, который, как он сам считал, был в хороших личных и деловых отношениях с адмиралом Дарланом, военно-морского министра Александера и министра по делам колоний Ллойда, давно известного друга Франции. Эти три деятеля всячески стремились установить 19 июня контакт с новыми министрами. Они получили много торжественных заверений, что флоту никогда не будет позволено очутиться в руках немцев. Но ни один французский военный корабль не вышел за пределы досягаемости немецких сил, которые быстро приближались.
Утром 17 июня я сообщил своим коллегам по кабинету о беседе, которую я вел ночью по телефону с генералом Спирсом [80] . Спирс заявил, что, по его мнению, он больше не может выполнять сколько-нибудь полезную работу при новом правительстве в Бордо. Он выразил некоторое беспокойство по поводу безопасности генерала де Голля. Спирс, очевидно, был предупрежден, что при нынешнем развитии событий де Голлю следовало бы лучше покинуть Францию.
Я охотно согласился на хороший план, разработанный для этой цели. В то же утро 17 июня де Голль появился в своем кабинете в Бордо, назначил для отвода глаз ряд свиданий на вторую половину дня, а затем поехал на аэродром со своим другом Спирсом, чтобы его проводить. Они пожали друг другу руки и попрощались, а когда самолет начал двигаться, де Голль вошел в кабину и захлопнул за собой дверцу. Самолет взмыл в воздух, провожаемый изумленными взглядами французских полицейских и чиновников. На этом маленьком самолете де Голль увозил с собой честь Франции.
В тот же вечер он выступил со своим памятным обращением по радио к французскому народу. Стоит привести следующую цитату из этого обращения:
«Франция не одинока. Она имеет за собой обширную империю. Она может объединиться с Британской империей, которая господствует на морях и продолжает борьбу. Она может полностью использовать, как это делает Англия, огромные промышленные ресурсы Соединенных Штатов».
Я был обеспокоен судьбой французов, желавших сражаться.
Премьер-министр — генералу Исмею 24 июня 1940 года
«Представляется исключительно важным создать теперь, пока ловушка еще не захлопнулась, организацию, которая позволила бы французским офицерам и солдатам, а также видным специалистам, желающим продолжать борьбу, пробиться в различные порты. Необходимо создать своего рода „подпольную железную дорогу“, как в старые времена рабства, а также организацию типа „Алый курослеп“ [81] .
Я не сомневаюсь, что будет непрерывный поток исполненных решимости людей — а нам необходимо получить все, что можно, — для обороны французских колоний. Военно-морское министерство и военно-воздушные силы должны сотрудничать. Генерал де Голль и его комитет будут, конечно, оперативным органом».
Глава одиннадцатая
Адмирал Дарлан и французский флот. Оран
После падения Франции у всех наших друзей и врагов возник вопрос: «Капитулирует ли также и Англия?» Поскольку публичные заявления имеют какое-то значение на фоне событий, я от имени правительства его величества неоднократно заявлял о нашей решимости продолжать борьбу в одиночестве.
После Дюнкерка, 4 июня, я употребил такое выражение:
«Если необходимо — годами, если необходимо — в одиночестве».
Это было сказано не без умысла, и на следующий день французскому послу в Лондоне были даны инструкции запросить, что я имел в виду. Ему ответили:
«Именно то, что было сказано».
Я мог напомнить палате общин о замечании, сделанном мною во время выступления там 18 июня, на следующий день после капитуляции Бордо. Тогда я «указал на те важные практические причины, на которых мы основывали свою непреклонную решимость продолжать войну». Я имел возможность заверить парламент в том, что наши специалисты — советники из трех видов вооруженных сил — были убеждены, что имеются веские и основательные надежды на конечную победу. Я сказал им, что получил от премьер-министров всех четырех доминионов послания, в которых они одобряли наше решение продолжать борьбу и выражали готовность разделить нашу судьбу.
«Подводя этот страшный итог и трезво оценивая грозящие нам опасности, я вижу серьезные основания для бдительности и усилий, но не вижу причин для паники и страха. — Я добавил: — На протяжении первых четырех лет прошлой войны союзников преследовали сплошные неудачи и разочарования… Мы не раз задавали себе вопрос: „Как мы придем к победе?“ — и никто не мог дать на него точный ответ до тех пор, пока в конце совершенно неожиданно и внезапно наш страшный враг не капитулировал перед нами, а мы так упивались победой, что в своем безумии отбросили прочь ее плоды.
Как бы ни сложились дела во Франции, у данного французского правительства или у других французских правительств, мы на этом острове и в Британской империи никогда не утратим дружественных чувств по отношению к французскому народу. Если окончательная победа вознаградит наши тяжелые труды, французы разделят с нами наши завоевания и свобода будет возвращена всем. Мы не откажемся ни от одного из своих справедливых требований; мы не отступим ни на шаг, ни на йоту… Чехи, поляки, норвежцы, голландцы и бельгийцы — все они внесли свой вклад в наше общее дело. Все эти государства будут восстановлены.
Битва, которую генерал Вейган называл битвой за Францию, закончена. Я полагаю, что сейчас начнется битва за Англию. От исхода этой битвы зависит существование христианской цивилизации. От ее исхода зависит жизнь самих англичан, так же как и сохранение наших институтов и нашей империи. Очень скоро вся ярость и могущество врага обрушатся на нас, но Гитлер знает, что он должен будет либо сокрушить нас на этом острове, либо проиграть войну. Если мы сумеем противостоять ему, вся Европа может стать свободной и перед всем миром откроется широкий путь к залитым солнцем вершинам. Но если мы падем, тогда весь мир, включая Соединенные Штаты, включая все то, что мы знали и любили, обрушится в бездну нового средневековья, которое светила извращенной науки сделают еще более мрачным и, пожалуй, более затяжным.
Обратимся поэтому к выполнению своего долга и будем держаться так, чтобы, если Британской империи и ее содружеству наций суждено будет просуществовать еще тысячу лет, люди сказали: «Это был их самый славный час».
80.
Глава английской военной миссии при французском правительстве.
81.
«Алый курослеп» (Scarlet Pimpernel) — серия так называемых исторических романов из эпохи французской революции 1789 года. В романах описывается деятельность группы английских агентов, организовавшей побеги эмигрантов из Франции. Отличительным знаком членов этой группы был цветок алого курослепа. — Прим. ред.