Тем временем занятие плацдарма вокруг Дюнкерка проводилось с большой точностью. Войска прибывали из хаоса и располагались вдоль укреплений, которые даже возросли за эти два дня. Части, находившиеся в наилучшем состоянии, были включены в боевой порядок. Наиболее пострадавшие дивизии, такие, как 2-я и 5-я, оставались в резерве на побережье и вскоре были погружены на корабли. По первоначальным расчетам, на фронте должны были быть три корпуса, но к 29 мая выяснилось, что достаточно двух корпусов, поскольку французы приняли в обороне большое участие. Противник преследовал отступающих по пятам, и все время происходили ожесточенные бои, в особенности на флангах, вблизи Ньёпора и Берга. В ходе эвакуации постоянное уменьшение численности войск, как английских, так и французских, сопровождалось соответствующим сужением фронта обороны. На побережье, среди песчаных дюн, десятки тысяч солдат находились по 3, 4 или 5 дней под неослабевающими воздушными налетами.

Убеждение Гитлера, что германская авиация сделает спасение войск невозможным и что поэтому ему следует сохранить свои танковые соединения для завершающего удара в этой кампании, было ошибочным, но не совсем безосновательным.

Его расчеты оказались ложными вследствие трех факторов. Во-первых, непрерывная воздушная бомбардировка войсковых масс, расположившихся вдоль побережья, причинила им незначительный ущерб. Бомбы увязали в мягком песке, который уменьшал силу взрыва.

Второй фактор, которого Гитлер не предвидел, это истребление его летчиков. Происходила настоящая проверка летного искусства англичан и немцев. Напрягая все силы, истребительная авиация успешно патрулировала весь район и развернула решительные действия против неприятеля. Час за часом наши истребители врывались в строй эскадрилий немецких истребителей и бомбардировщиков, наносили им тяжелые потери, рассеивали и отгоняли их.

Это продолжалось день за днем, пока английские военно-воздушные силы не завоевали славную победу. Везде, где появлялись немецкие самолеты, иногда в количестве 40 или 50 машин, они сразу же подвергались атакам, зачастую предпринятым отдельными эскадрильями или еще меньшим количеством самолетов; десятки немецких самолетов, превращавшиеся затем в сотни, оказывались сбитыми. В дело была пущена вся авиация метрополии — наш последний драгоценный резерв. Иногда летчики-истребители совершали по четыре вылета в день. Результат не оставлял никаких сомнений. Превосходящий по численности противник терпел поражение или оказывался уничтоженным; несмотря на все мужество немцев, с ними справлялись и даже терроризировали их. Это столкновение имело решающее значение.

Но вся помощь от песка и доблесть в воздухе оказались бы напрасными, если бы не было моря. Под давлением событий и вызванных ими чувств распоряжения, данные 10 — 12 дней назад, принесли изумительные плоды. На берегу и на воде царила отличная дисциплина. Море было спокойно. Между побережьем и кораблями сновали мелкие суда, принимая солдат с побережья и подбирая их на воде, не обращая никакого внимания на воздушную бомбардировку, часто искавшую для себя жертв. Сама по себе численность этих судов представляла препятствие для нападения с воздуха. Москитную армаду как целое потопить было нельзя.

Самое тяжелое бремя пало на корабли, следовавшие из Дюнкеркской гавани, где были взяты на борт две трети всех солдат. Как показывает список потерь, эсминцы играли преобладающую роль. Нельзя также не отметить большую долю, павшую на транспортные корабли с их экипажами из торговых моряков.

Военно-морские планы осуществлялись, несмотря на тяжелые потери, понесенные 29 мая, когда были потоплены 3 эсминца и еще 21 судно, а многим другим судам причинены повреждения.

Никогда не возникал вопрос об оставлении французов на произвол судьбы. Вот мой приказ, изданный до того, как от французов были получены какие-либо требования или жалобы.

30 мая я созвал в военно-морском министерстве совещание трех министров вооруженных сил и начальников штабов. Мы обсудили обстановку на бельгийском побережье. Общее количество вывезенных войск возросло до 120 тысяч, в том числе только 6 тысяч французов; в операции принимали участие 860 судов всех видов. В донесении адмирала Уэйка-Уокера из Дюнкерка указывалось, что, несмотря на усиленную бомбардировку и воздушные налеты, в предшествовавший совещанию час было погружено на суда 4 тысячи человек. Уокер считал, что начиная с завтрашнего дня Дюнкерк, вероятно, уже нельзя будет удерживать. Я подчеркнул, что совершенно необходимо вывезти больше французских войск. Не сделать этого означает нанести непоправимый ущерб отношениям между нами и нашим союзником. Я также сказал, что, когда английских войск останется не больше корпуса, нам нужно будет предложить лорду Горту сесть на корабль и вернуться в Англию, оставив вместо себя командира корпуса. Английская армия должна будет держаться возможно дольше, с тем чтобы эвакуация французов могла продолжаться.

30 мая офицеры штаба лорда Г орта, совещавшиеся с адмиралом Рамсеем в Дувре, сообщили ему, что восточную часть плацдарма можно удерживать только до 1 июня. Эвакуация была максимально усилена, чтобы оставить на берегу, если это возможно, английский арьергард численностью не более четырех тысяч человек. Позднее выяснилось, что такой арьергард недостаточен для обороны последних позиций прикрытия, и было решено удерживать английский сектор до полуночи 2 июня, проводя тем временем эвакуацию французских и английских войск на основе полного равенства.

Таково было положение, когда вечером 31 мая лорд Горт в соответствии с полученными им приказами передал командование генерал-майору Александеру и возвратился в Англию.

Во избежание недоразумений и с целью поддержания личного контакта мне необходимо было вылететь в Париж 31 мая на заседание союзнического верховного военного совета. В самолете со мной находились Эттли, генералы Дилл и Исмей. Я взял с собой также генерала Спирса, прилетевшего 30 мая с последними известиями из Парижа.

Рейно и маршал Петэн были единственными французскими министрами, встретившими меня и Эттли. Петэн, теперь заместитель премьер-министра, впервые присутствовал на совещании с нами. Он был в штатском. С нами были наш посол, Дилл, Исмей и Спирс, а с французской стороны — Вейган и Дарлан, начальник личной канцелярии Рейно капитан де Маржери и Бодуэн из секретариата.

Первым вопросом было положение в Норвегии. Я сказал, что английское правительство пришло к выводу, что район Нарвика следует эвакуировать немедленно. Находящиеся там наши войска, а также эсминцы и сотня зенитных орудий крайне нужны в других местах. Поэтому мы предлагаем начать эвакуацию 2 июня.

Я перешел затем к вопросу о Дюнкерке. О северных армиях французы, по-видимому, знали не больше, чем мы о положении на главном французском фронте. Они были поражены, когда я сообщил им, что вывезено 165 тысяч человек, в том числе 15 тысяч французов. Их внимание, естественно, привлекло то обстоятельство, что англичан эвакуировано значительно больше, чем французов. Я объяснил, что это вызвано главным образом тем фактом, что в тыловом районе имелось много английских административно-хозяйственных подразделений, которые смогли погрузиться до прибытия боевых частей. К тому же французы до сих пор не получили приказов об эвакуации. Одной из главных причин моего приезда в Париж является стремление добиться того, чтобы французским войскам был отдан такой же приказ, как и английским. Три английские дивизии, удерживающие центр, будут прикрывать эвакуацию всех союзных войск. Мы обсудили вопрос о том, что можно было бы сделать для воссоздания английских сил во Франции.